Журнальный зал


Новости библиотеки

Решаем вместе
Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!




 Жозе де Суза Сарамаго — португальский писатель, талантливый самоучка, посвятивший себя литературе с молодости и добившийся признания только к 60-ти годам. Несмотря на его последовательные коммунистические воззрения, никто, кроме ватиканской администрации, не оспорил его права войти в сонм лучших писателей столетия. И хотя сам писатель как-то горько обронил, что иногда ему кажется, «что легче добраться до планеты Марс, чем достучаться до сердца наших современников», его собственный опыт опровергает этот пессимизм.

Его роман «Воспоминание о монастыре» собирался экранизировать Федерико Феллини, а скандально известное «Евангелие от Иисуса» переведено на 25 языков и около 20 раз переиздавалось на родине. Интерес читателей к этому роману, как и еще к одной знаменитой книге Сарамаго — сатирической антиутопии «Каменный плот» (1986), менее всего связан с деформациями евангелических героев или едкими описаниями современных политиканов и нуворишей.

Два его романа были экранизированы: «Каменный плот» (под названием «Трещина», режиссер Джордж Слузер) в 2002 году и «Слепота» (режиссер Фернандо Мейреллес) в 2008 году.
Писателя часто причисляют к направлению «магического реализма» и сравнивают с известными латиноамериканцами — Борхесом, Кортасаром, Маркесом. От этих аналогий португалец, однако, предпочитает открещиваться, утверждая, что лично его куда больше впечатляет Сервантес и Гоголь.

В середине января 2008 года писатель был госпитализирован в стационар, расположенный в двух километрах от его дома на острове Лансароте (Канарский архипелаг, Испания) в связи с осложнениями, возникшими после воспаления лёгких. По словам жены писателя, журналистки Пилар дель Рио, особых оснований для беспокойства нет.

Автобиография.

Я родился в семье безземельных крестьян в Азиньязи, маленьком поселке провинции Рибатежу, на правом берегу реки Алмонда приблизительно в сотне километрах к северо-востоку от Лиссабона. Мои родители — Жозе де Суза и Мария де Пиадеда. Жозе де Суза могло стать моим именем, если бы не регистратор, по собственной инициативе приписавший прозвище, по которому семья моего отца была известна в поселке — Сарамаго. Я должен отметить, что saramago это дикое травяное растение, листья которого в те времена бедняки употребляли в пищу. До тех пор, пока мне не исполнилось семь и мне нужно было представить документ, удостоверяющий личность, для начальной школы, я не понимал, что моим полным именем было Жозе де Суза Сарамаго…

Как бы то ни было, это не единственная идентификационная проблема, на которую я был обречен при рождении. Несмотря на то, что я вошел в этот мир 16 ноября 1922 года, мои официальные документы указывают, что я родился на два дня позже — 18 числа. Именно благодаря этому мелкому мошенничеству моя семья избежала уплаты штрафа за несвоевременную юридическую регистрацию моего рождения.

Может из-за того, что служил на Первой мировой войне во Франции солдатом артиллерии и знал другую среду, чем та, что окружала наш поселок, мой отец решился в 1924 году оставить фермерское хозяйство и перебраться с семьей в Лиссабон, где он начал как полисмен, для коей работы требовалось не больше «литературных навыков» (распространенное тогда выражение), чем чтение, письмо и счет.

Спустя несколько месяцев после заселения в столицу умер мой брат Франциско, который был на два года старше меня. Хотя уровень нашей жизни слегка улучшился после переезда, мы никогда не рассчитывали стать богатыми.

 Мне было уже 13 или 14, когда мы переехали, наконец, в наш собственный, но очень крошечный дом: до этого мы жили, разделяя жилье с другими семьями. В течение всего этого времени и до тех пор, пока не достиг совершеннолетия, я проводил частые и обычно довольно продолжительные периоды времени в деревне с родителями моей мамы — Жеронимо Меирино и Джозефой Кайксинхой.

Я был хорошим учеником в начальной школе: во втором классе писал без единой ошибки, и третий и четвертый классы были пройдены за один год. Затем я перешел в среднюю школу, где отучился два года с превосходными оценками за первый год и не такими хорошими за второй, но был горячо любим одноклассниками и учителями и даже был избран (мне тогда было 12) казначеем Студенческого Союза… Между тем мои родители пришли к выводу, что из-за отсутствия средств они не могут обеспечивать мое обучение в средней школе. Единственной альтернативой было пойти в техникум. Так и получилось: в течение пяти лет я учился на автослесаря. Как ни удивительно, но программа обучения в то время, несмотря на технический уклон, включала в себя базовый французский и литературу. Поскольку у меня дома не было книжек (собственные книги, самостоятельно приобретенные, правда, на деньги, одолженные у друзей, появились у меня только в 19 лет), учебники на португальском языке с их «антологическим» характером были тем, что открыло для меня двери в литературный мир, даже сейчас я могу пересдать поэзию, изучаемую в ту отдаленную эпоху. Завершив курс, я два года проработал слесарем-механиком в мастерской по ремонту машин. К тому времени я уже стал частым посетителем, общественной библиотеки в Лиссабоне, открытой в вечерние часы. И именно там, без иной помощи или руководства, кроме собственного любопытства и желания знать, развивался и очищался мой вкус к чтению.

Когда я женился в 1944 году, то уже сменил работу. Я теперь работал в «Обслуживании Социального обеспечения» в качестве административного общественного служащего. Моя жена, Илда Рейс, тогда машинистка в железнодорожной компании, стала много лет спустя одной из наиболее важных португальских граверов. Она умерла в 1998 году. В 1947 — год рождения моего единственного ребенка — Виоланты, я опубликовал свою первую книгу, роман, мной самим озаглавленный как «Вдова», но по редакционным причинам вышедший как «Земля греха». Я написал другой роман — «Небесный свет», до сих пор не опубликованный и начал еще один, но не написал и нескольких первых страниц: его название должно было быть «Мед и злоба» или, возможно, «Луис, сын Тадеуса»… вопрос решился, когда я оставил проект: мне стало совершенно ясно, что ничего стоящего я в нем не скажу. В течение 19 лет, до 1966 года, когда я собирался опубликовать «Os poemas possíveis», меня не было на португальской литературной сцене, где только очень немногие люди могли заметить мое отсутствие.

 По политическим причинам я стал безработным в 1949 году, но благодаря доброжелательности прежнего учителя из техникума сумел найти работу в металлургической компании, где тот был управляющим.

В конце 1950-х я начал работу в издательстве «Estudios Cor» управляющим производством, таким образом вернувшись, но не как автор, в мир букв, который бросил за несколько лет до этого. Такой новый вид деятельности позволил мне завести знакомства и дружбу с некоторыми наиболее важными португальскими писателями того времени. В 1955 году, чтобы улучшить семейный бюджет, но также потому, что мне это нравилось, я стал проводить часть моего свободного времени за переводами, занятие, которое продлится до 1981 года: Колетт (Габриель Сидони), Пер Лагерквист (Фабиан), Жан Кассу, Мопассан, Боннард, Толстой, Шарль Бодлер, Этьен Баллибар, Никос Пулантцас, Раймонд Байер — вот некоторые из авторов, которых я переводил. Между маем 1967-го и ноябрем 1968-го помимо работы с переводами я занимался литературной критикой. Тем временем в 1966 я опубликовал сборник стихов «Os poemas possíveis», ознаменовавший мое возвращение в литературу. После этого в 1970 другая книга поэзии «Provavelmente alegria» и сразу же вслед за ней в 1971 и 1973 годах соответственно под названиями «Deste mundo e do outro» и «A bagagem do viajante» — две коллекции газетных статей, которые критики воспринимали как полное признание моих поздних работ. После развода в 1970 году я начал отношения, длившиеся до 1986 года, с португальской писательницей Изабель де Нобрега.

В 1974 году были опубликованы мои статьи под названием «As opiniões que o DL teve». В апреле 1975-го я стал представителем директора утренней газеты «Diário de Nóticias» пост этот я занимал до того ноября, когда был уволен из-за изменений, вызванных военно-политическим удачным ходом 25-го ноября, который блокировал революционный процесс. Две книги запечатлели эту эпоху: «O ano de 1993» — большая поэма, опубликованная в 1975-м, которую некоторые критики рассматривают как предшественник работ, которые два года спустя стали появляться начиная с романа «Manual de pintura e caligrafia» и, под названием «Заметки», политические статьи, которые я издал в газете, в которой был директором.

Покинув издательство в конце 1971 года, следующие два года я проработал в вечерней газете «Diário de Lisboa» в должности руководителя культурного приложения и редактора.

Вновь безработный, поглощаемый мыслями о политической ситуации, в коей мы оказались, без малейшей возможности найти работу, я решил посвятить себя литературе: это было самое время узнать — чего я стою как писатель. В начале 1976 года я поселился на несколько недель в Лавре, деревенском поселке в провинции Алентежо. Это был тот период исследования, наблюдения и поиска тона, приведший в 1980-м году к роману «Поднявшийся с земли», в котором зародился стиль повествования, характеризующий мои романы. Тем временем, в 1978 году я опубликовал коллекцию коротких рассказов «Objecto quase»; в 1979 пьесу «A noite» и после этого, за несколько месяцев до «Поднявшийся», новую пьесу «Que farei com este livro?». За исключением другой пьесы, озаглавленной «A segunda vida de Francisco de Assis» и опубликованной в 1987-м, 1980-е прошли под эгидой романов: «Воспоминания о монастыре» (1982), «Год смерти Риккардо Рейса» (1984), «Каменный плот» (1986), «História do cerco de Lisboa» (1989). В 1986-м я встретил испанскую журналистку Пилар дел Рио. Мы поженились в 1988 году.

 В результате цензуры на «Евангелие от Иисуса» (1991) португальское правительство наложило вето на продвижение романа на соискание «Европейской Литературной Премии» под предлогом, что книга оскорбительна для католической церкви, поэтому моя жена и я переехали на остров Ланзарот на Канарском архипелаге. В начале того года я опубликовал пьесу «In Nomine Dei», написанную в Лиссабоне, по которой была поставлена опера «Divara» с музыкой итальянского композитора Азио Корхи, впервые поставленная в городе Мюнстер (Германия) в 1993 году. Это была не первая совместная работа с Корхи, ему также принадлежит музыка к опере из романа «Воспоминания о монастыре», поставленной в Милане в 1990 году.

В 1993 году я начал вести дневник, и уже написаны пять томов. В 1995-м я написал роман «Слепота», а в 1997 году «Todos os nomes». В 1995 году я был награжден «Camões Prize», а в 1998-м Нобелевской премией в области литературы «за работы, которые, используя притчи, подкрепленные воображением, состраданием и иронией, дают возможность понять иллюзорную реальность».

Жозе Сарамаго умер 18 июня 2010 года на острове Лансароте. Ему было 87 лет.

Ж. Сарамаго. Интервью по случаю выхода романа «Прозрение» [L'Humanite, 19.10.2006] 

 – Ваш роман предстает как некая политическая притча, смысл которой поначалу ясен, однако перестает быть таким, когда начинаешь над ним размышлять. Зачем, столкнувшись с потоком пустых бюллетеней, отвечать настолько же радикально?

– Я мог бы сказать, что если правительство остановится немного и подумает над тем, что произошло, то романов больше бы не было. Если исходная, выдуманная мной ситуация, когда четыре пятых населения ни за кого не голосуют, в высшей степени невероятна, то ответ правительства репрессиями на эту непредвиденную и не поддающуюся контролю ситуацию, к сожалению, имеет еще меньшее значение. Было бы хорошо, если бы правительство после такого итога сказало: «вы правы, демократия плохо работает, мы подумаем», – но еще более неправдоподобно, чтобы 80% голосующих вышли из дома в 4 часа дня для того, чтобы бросить в урну пустой бюллетень. В книге реакция правительства избыточна, однако она позволяет лучше понять происходящее. В мой замысел входило задать вопрос: «Что это за неприкасаемая статуя, именуемая демократией? Как она работает? В чем ее польза? Почему люди соглашаются играть по правилам, которые подтасованы?  Что бы с ними случилось, если бы они вдруг пришли в сознание?»

– Что удивляет, так это то, что люди могли бы протестовать или отказаться от голосования. А в книге они заявляют: мы отказываемся выражать свое мнение.


– Пустые бюллетени – это не отказ от выражения мнения, каким является неучастие в голосовании. Это констатация того факта, что предложенный выбор неочевиден и что, фактически, между A, B и C нет никакой реальной разницы. Между консерваторами и социалистами, например. Я знаю, что это не одно и то же. Но где находится эта разница для коммуниста вроде меня, утверждающего, что подлинная власть – экономическая? Нас подвергают социальной анестезии, которая вводит в ряд абсурдных справедливые и необходимые задачи вроде обеспечения полной рабочей занятости. Поэтому реакция населения, в конечном счете, совершенно логична. Я признаю, что этот город немного идилличен. Но стоит только принять эту выдуманную мной ситуацию за точку отправления, как все приходит в строгую связь друг с другом, подчиняясь причинно-следственной логике, как движение часовой стрелки.

– Это особенно заметно в первой части романа, где действие начинается с безостановочного обмена репликами, как будто все подчинено воле языка.

– Только того языка, который больше не подходит для ситуации, который наполняется пустотой и принадлежит минувшим временам.

– Аналогичная ситуация с масс-медиа, которые отчаянно пытаются соответствовать совершенно ускользающей от них действительности.

– Знаете, я думаю, что это достаточно достоверный портрет происходящего. И это действительно происходит с нами.

– В своих книгах вы говорите об этом тоном, который пронзает иронией, хотя ситуация трагична. Должно быть, вам доставило удовольствие изображение совета министров, оказавшееся более верным, чем оно является на самом деле.

– Я не знаю, о чем в действительности говорят в совете министров и каким образом. Но когда улавливаешь определенный тон, некую манеру, думаю, можно оказаться правдивым. Иными словами, я думаю, что господин Ширак говорит, как президент моей республики.

– А аргументы более уравновешенных людей, находящихся в том же лагере, министров культуры и юстиции, просто-напросто игнорируются.


– Не нужно забираться так высоко. Если журналисты, писатели и философы говорят, что министры – это политические комиссары, или что глобализация – это империализм, то эти заявления, с которыми можно не соглашаться, все же заслуживают ответа.

– Ближе к середине книга движется в сторону полицейского или шпионского романа, причем вновь возникает связь со «Слепотой».


– Это не входило в мой замысел сначала. «Прозрение» не является продолжением «Слепоты», в которой действие происходит за четыре года до описанных событий и рисует эпидемию политической слепоты. Там я буквально поймал эту слепоту за руку, показав, что она является причиной того зла, жертвой которого становится общество. Эпидемия «прозрения» в каком-то смысле компенсация. Но органического родства между двумя произведениями нет, хотя и есть неизбежная связь. Следовало подчеркнуть образ центрального персонажа, а также центральной героини, которая единственная не ослепла и в каком-то смысле приняла на себя всю тяжесть участи, постигшей мир, и которую можно вновь увидеть в центре нового романа.

– Вывод из всего не очень оптимистичный.

– Он сложный. Строй торжествует, но он показывает, что хрупок, потому что на более высоком уровне его представители уязвимы и могут быть поражены прозрением. Я думаю, что ничто не окончательно. Впрочем, напомню вам эпиграф к книге: «Пора выть, говорит собака». Думаю, что и для нас настало время выть. В этом есть пессимизм, но нет безнадежности. И, главное, нет предрешенности. Вопрос остается без ответа. Что будет с этим городом?

– Ждем следующей книги, чтобы это узнать.

– Не знаю. Эта книга и так уже довольно политична. Если я напишу продолжение, это будет уже манифест.

– Однако вы пишете о выдуманных событиях, вы можете найти героев, которые возьмут дело в руки в новой книге.


– Этого никогда не знаешь. Есть много героев, которых я хотел бы видеть по-прежнему живущими и действующими. Мусорщиков, отказывающихся участвовать в подстроенной полицией забастовке, женщин. Если будет время…

– Фактически, вы следуете традиции философской сказки.

– Разумеется. Я люблю живость Вольтера, но также и беспощадность Свифта, и особенно – хотя мы уже выходим за пределы художественной литературы – ироническую глубину Монтеня.

– Как вашу книгу встретили в Португалии?

– Самым образцовым способом – практически полным непониманием. За небольшим исключением, критики и политики восприняли ее как коммунистический памфлет, в котором коммунист, «виня во всем демократию, открывает свое истинное лицо». В случае читателей реакция была более тонкой и разнообразной: большая часть поняла, чего я хочу, а именно определить, что же нам следует называть  демократией.

Беседовал Ален Николя (Alain Nicolas).
Перевел с французского С. В. Сиротин Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Источник: L’Humanité (19.10.2006), блог Changement de société, (электронная версия).
 

Книги Жозе Сарамаго в Отделе обслуживания ЦГБ им. Горького:

Сарамаго, Ж.
Слепота [Текст] : роман / Ж. Сарамаго. - М. : ЭКСМО ; СПб. : Домино, 2010. - 368 с. - ISBN 978-5-699-31924-4


Жителей безымянного города безымянной страны поражает загадочная эпидемия слепоты. В попытке сдержать ее распространение власти вводят строжайший карантин и принимаются переселять всех заболевших в пустующую загородную больницу, под присмотр армии. Главные герои романа — не уберегшийся от болезни врач-окулист и его жена, имитирующая слепоту, чтобы остаться с мужем, — ищут крупицы порядка в мире, который неудержимо скатывается в хаос...

 Сарамаго, Ж. 
Воспоминания о монастыре [Текст] : роман / Ж. Сарамаго. - М. : ЭКСМО ; СПб. : Домино, 2008. - 416 с. - (Интеллектуальный бестселлер). - ISBN 978-5-699-25385-2


«Воспоминания о монастыре» принято сравнивать с выпущенным в то же время «Именем розы» Умберто Эко; роман Сарамаго также был переведен на десятки языков и стал международным бестселлером, более того — именно за него в 1998 году Сарамаго получил Нобелевскую премию. На фоне средневековой Португалии разворачивается эпическая история любви Бальтазара Семь Солнц и Блимунды Семь Лун, «ибо давно сказано: где есть солнце, должна быть луна, потому что только гармоничное сочетание того и другого, именуемое любовью, делает нашу землю пригодной для обитания».
 Сарамаго, Ж. 
Перебои в смерти [Текст] : роман / Ж. Сарамаго. - М. : ЭКСМО ; СПб. : Домино, 2008. - 256 с. - (Интеллектуальный бестселлер). - ISBN 978-5-699-26360-8


В стране, оставшейся неназванной, происходит нечто невиданное с начала времен. Смерть решает прервать свои неустанные труды — и люди просто перестают умирать. Отныне их судьба — жить вечно. Эйфория населения сменяется отчаянием, все принимаются изыскивать способы покончить с таким невыносимым положением. И вот, когда страна оказывается на пороге войны и хаоса, в игру вступает сама смерть — и меняет правила. Но есть один человек, который отказывается им подчиниться...

Сарамаго, Ж.
Каменный плот [Текст] : роман / Ж. Сарамаго. - М. : ЭКСМО ; СПб. : Домино, 2008. - 400 с. - (Интеллектуальный бестселлер). - ISBN 978-5-699-25723-2


Сборник житейских анекдотов-поучений «Каменный плот» в аллегорической форме повествует о взаимоотношениях Европы и Португалии, «которая уже не совершит больше великих открытий и обречена лишь на бесконечное ожидание неведомого будущего». Эта фантазия — «результат «коллективно-бессознательно-португальской» обиды на пренебрежение со стороны Европы». Описывается фантастическая ситуация — Иберийский полуостров отделился от континента, превратившись в огромный плавучий остров, и движется сам собой на другую сторону Атлантики. Герои «Каменного плота» — две женщины, трое мужчин и собака — странствуют по плывущему в океане острову.

 Сарамаго, Ж. 
Поднявшийся с земли [Текст] : роман / Ж. Сарамаго. - М.: Махаон, 2002. - 384 с. - ISBN 5-18-000409-8


«С земли поднимаются колосья и деревья, поднимаются, мы знаем это, звери, которые бегают по полям, птицы, которые летают над ними. Поднимаются люди со своими надеждами. Как колосья пшеницы или цветок, может подняться и книга. Как птица, как знамя...» — писал в послесловии к этой книге лауреат Нобелевской премии Жозе Сарамаго.