На 10 февраля приходится печальная дата — день смерти Пушкина . Цифры, которые на памятнике пишутся после тире, обычно не самый подходящий повод поговорить о человеке. Считается, что это навевает грустные мысли, настраивает на неподходящий лад и вообще лишено позитива. Однако Александр Сергеевич — особый случай, может быть, потому, что, как обещал в «Памятнике», весь не умер? Оставил такой виртуальный след, по которому народная тропа не зарастает скоро вот уже почти две сотни лет.
Мы слушаем его сказки о младенчестве, разучиваем «У Лукоморья дуб зеленый» к утреннику в детском саду и кучу хрестоматийных стихов в школе. Негодуя на произвол школьной программы, исподволь впускаем в себя бесценный пушкинский слог. После приходит очередь прозы: нет девочки, которая не была бы очарована «Барышней-крестьянкой» и «Метелью» , но то истории с хеппи-эндом, а в конце «Дубровского» все мои подруги плакали. И «Капитанская дочка» — как ненавидели Швабрина! Хотя «Евгений Онегин» , конечно, программное фиаско. Его нельзя давать подросткам. Людям моложе тридцати не прочувствовать ни этой истории, ни этих стихов. Однако тут составителям не позавидуешь: все всё понимают, но изъять «Онегина» из программы всё равно, что зарезать священную корову — общественность не простит.
После школы каждый приходит или не приходит к нему самостоятельно, но даже те, кто уверен, что не прочел по своей воле ни строчки от Солнца русской поэзии, невольно говорят его стихами. Тысяча и один неосознанный мем российской повседневности — это прямые цитаты или перифразы из Пушкина. Как-то я перечитала «Евгения Онегина», отмечая фразы оттуда, которые пошли в народ, насчитала 237. Он словно бы растворился в русском языке весь без изъятия, не исключая трагического финала, который утратил ореол привычной для дат смерти табуированности, сделался поводом еще раз поговорить о нём. Вспомним, что начало лермонтовской славе положило именно стихотворение «Смерть поэта» :
Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!
И с этого началась традиция обращения к Пушкину в русской поэзии, не исключая того момента, когда он перестал быть. Вот Федор Тютчев :
Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Несколько тяжеловесно, правда? Мда, это не продиктованные божественным вдохновением «Люблю грозу в начале мая» и «Я встретил вас». Но это лишь подтверждает, что смерть Пушкина для коллег-литераторов была событием, на которое нельзя было не откликнуться. Вот Афанасий Фет , которого чаще всего вспоминают в связке с Тютчевым как певца родной природы:
Исполнилось твое пророческое слово;
Наш старый стыд взглянул на бронзовый твой лик,
И легче дышится, и мы дерзаем снова
Всемирно возгласить: ты гений! ты велик!
Что ж, тоже не «шепот, робкое дыханье, трели соловья». А это Дмитрий Веневитинов :
Когда пророк свободы смелый,
Тоской измученный поэт,
Покинул мир осиротелый,
Оставя славы жаркий свет.
Не те строки, что попадают в самое сердце, но Веневитинов и не самый известный русский поэт, откровенно говоря, я о нём и знаю-то лишь благодаря: «Дайте Тютчеву стрекозу, догадайтесь, почему, Веневитинову розу, ну перстень — никому» Мандельштама . Что подводит нас к Серебряному веку, и начну с поэта, который стал такой же знаковой фигурой для него, как Пушкин для Золотого, тезка, Александр Блок :
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Как вам? Ну, не «Ночь, улица, фонарь, аптека» , «Незнакомка» , «Скифы» и «Двенадцать» , которые мы любим у него больше. А это Сергей Есенин , и у меня есть, чем вас удивить:
Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.
Какой странный ахроматизм у Сергея Александровича, остановимся на том, что он поэт и он так видит. А это Игорь Северянин :
Убив его, кому все наши вздохи,
Дантес убил мысль русскую эпохи,
И это следовало бы понять.
Ну да, такое, не то, чтобы очень. Впрочем, может быть мне просто не дано оценить очарование стихов Северянина. Вот Анна Ахматова :
Кто знает, что такое слава!
Какой ценой купил он право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть?
Прекрасна, правда? Она искренне любила Пушкина, а вот восхитительно эгоцентричная Марина Цветаева :
Пушкин! — Ты знал бы по первому взору,
Кто у тебя на пути.
И просиял бы...
А хорошо, правда ведь? К слову о хорошем, лучшее и самое сильное по эмоциональному воздействию стихотворение на смерть Пушкина написал Эдуард Багрицкий :
И Пушкин падает в голубоватый
Колючий снег. Он знает — здесь конец…
Недаром в кровь его влетел крылатый,
Безжалостный и жалящий свинец.
Кровь на рубахе… Полость меховая
Откинута. Полозья дребезжат.
Леса и снег и скука путевая,
Возок уносится назад, назад.
До слез, впрочем, Багрицкий был мастер сентиментального, помните: «Валя, Валентина, что с тобой теперь?», он словно чувствовал зов смерти и дожил всего лишь до пушкинских тридцати восьми, может быть потому так хорошо писал о ней. А это Геннадий Шпаликов , о котором мы знаем что прожил на год меньше, и знаем, почему так мало, и не обманываемся запанибратской беззаботностью с отсутствием пиетета к золотому классику:
Здесь когда-то Пушкин жил,
Пушкин с Вяземским дружил,
Горевал, лежал в постели,
Говорил, что он простыл.
А вот это стихотворение «Для чего ты дрался, барин?» Марка Тарловского стало для меня самым пронзительным на смерть поэта, услышанным в последнее десятилетие, когда случайно наткнулась на песню, которую сделал из него Иван Дыховичный:
Барин, ляг на мех соболий —
Даром врут, что африкан ты, —
В русском поле, в русской боли
Русские же секунданты
Господи, да что же это!
Нешто, раненому в пузо,
Уходить тебе со света
Через подлого француза?
Кажется, этот ряд можно продолжать, если и не в бесконечность, то еще довольно долго, но заканчивать с Пушкиным в суперпозиции как-то надо. Потому, если вы давно не вспоминали того, с чего начиналось первое наше знакомство с творчеством Александра Сергеевича, то вот еще одно открытие самого последнего времени — сериал Жоры Крыжовникова «Сказки Пушкина. Для взрослых». Мои любимые эпизоды — «Царевна» («Сказка о мертвой царевне и семи богатырях») и «Салтан» («Золотой петушок»). Злая мачеха, интернет-коуч, ищет подтверждения своему: «Я ль на свете всех милее?» в черном зеркале интернета. Политик Салтан борется с противниками при помощи приложения «Золотой петушок». И какие еще нужны подтверждения, что Пушкин жив?
