95 лет назад родился русский классик Виктор Астафьев
Первого мая в селе Оленевка Енисейской губернии СССР родился Виктор Петрович Астафьев - самый неуютный и самый пронзительный из русских писателей второй половины ХХ века.
Воспитывала его бабушка. Отец сидел в колонии "за вредительство", мать утонула в реке, когда отправилась на свидание с мужем. Виктору было семь лет. Самоучка. Ранняя тяга к сочинительству. Потом писатель вспоминал: "Моя бабушка Катерина, у которой я жил, когда осиротел, меня называла врушей ..." На фронт он пошел добровольцем. Шоферил, служил связистом, артиллерийским разведчиком, воевал на Курской дуге, в Польше, был тяжело ранен.
Мы еще перечитаем его заново, когда устанем от "злобы дня", от всех этих "переоценок" нашей недавней истории
В рассказе Астафьева "Сашка Лебедев" герой случайно заглянул через плечо раненого солдата и "на потрепанном листе" увидел такие строки: "Осенний лист кружася падает на лист бумаги, / Где грусть и трепет сердца моего, / Где по любви лишь сладкие мечтанья, / А больше нету ничего..." Такие вот народные, солдатские стихи. Сколько их было написано на фронте? Где они, эти листочки?
Повесть "Кража" - одна из самых сильных вещей Астафьева. Когда в детдоме хоронили Гошу Воробья, дети хотели сами водрузить на его могиле фанерный памятник, но им не дали. "Они, чего доброго, на дощечке напишут: "Гошка Воробьев" - и добавят еще какую-нибудь от сердца идущую чушь". Или - кажется, в "Последнем поклоне": побитый жизнью, пропивший все на свете папаша, растерявший на крутых поворотах судьбы семью, детей, профессию, последние зубы, пишет сыночку с лесоповала чувствительные строки: "Пишу письмо - слеза катится..."
Это и есть ключ к прозе Астафьева. Он - командированный в столицу, полномочный представитель истинно народной культуры в ее самой простой и сердечной глубине. Она его выбрала, отметила. И это объясняет многое: почему, например, доброта в прозе Астафьева всегда убедительнее злости. Почему "Пастух и пастушка" выше "Печального детектива", а картина общественной ухи в "Царь-рыбе" (рассказ "Уха на Боганиде") убедительнее самых, казалось бы, достоверных описаний солдатских бараков в "Прокляты и убиты". Почему одинокий плач "доходяги" из новобранцев в последнем романе потрясет больше самой как будто ударной сцены расстрела молодых дезертиров. Это - природа астафьевского таланта, над которой сам же писатель, возможно, был не властен.
Вот бабенка на пароме, "обутая в красные сапожки на меху, купленные с рук на Кынтовском базаре, все норовила сплясать, чтобы сапоги такие роскошные показать и какая она отчаянная - пьяная - показать" (рассказ "Митяй с землечерпалки"). "Но не пьяной она была, а усталой была..." А рядом - "старушка богомольного вида с кротким и далеким лицом, не вникая в веселье, макала желтую баранку в противопожарную бадью с водой и, мелко и часто перебирая голыми деснами, мусолила ее".
Название одной из последних повестей сбивает с толку. "Веселый солдат". Почему веселый, если не может забыть, как убил первого фрица? Если его, прошедшего всю войну, унижает своя же местная власть - мытарствами в военкоматах, проволочками с пропиской, мизерной платой за невозможный для инвалида труд? Веселый, потому что был весел! Потому что все равно он - Виктор, а значит - победитель! И это веселье недобитой молодости, только-только простившейся с опасностью быть убитым и необходимостью убивать, так и брызжет со страниц повести, заставляя читать ее на одном дыхании - со вкусом, со смаком и как бы вопреки тому, о чем там написано.
И это все - Астафьев! Самый суровый, самый неуютный, но и самый сентиментальный русский классик второй половины ХХ века.
Мы еще перечитаем его заново, когда устанем от "злобы дня", от всех этих "переоценок" нашей недавней истории и поймем, что настоящую правду о ней написал тот солдатик на потрепанном листе бумаге, а потом - Виктор Астафьев, взявший на себя нелегкий труд этот листок дописать.
Публикация
Александр Солженицын о Викторе Астафьеве
В XIX веке в России в литературной общественности веяли порой и такие вопрошения, размышления: вот насытились мы литературой дворянской, последовала за ней и купеческая и разночинская, - а когда-нибудь придут же авторы и из самой гущи народа (впрочем, уже и тогда пришёл Кольцов) - и каковы они будут? Когда мужик заговорит сам - что он нам скажет?
Они и пришли - но не в казенно-"пролетарской" литературе, не в суетливой РАППовской колонне. Пришли сначала свежей поэтической цепочкой - но возмущённо подавлены большевицкой властью, да чуть не все затолканы под суд да в ссылку, - и глотки пролетарские перекричали их.
С тем вошли мы и в Великую Войну - и во множестве прокатывалась тут социалистически сознательная речь, забивая нам уши и сознание. А предожиданный мужик молча попёр не в газетные редакции - а в миллионные, безмолвные красноармейские ряды. И чтоб им проявиться и подать свой истинный голос - надо было уцелеть в военной мясорубке, не домереть и в госпиталях - и потом еще годы и годы возвращаться в сознание и открыть в себе способность к речи и письму.
Среди них - неспешно проявился и Виктор Астафьев. Не прямо он тот, ожидавшийся "от сохи", - нет. Простое сельское бытие отведал он лишь в самые детские годы. Ранняя смерть труженицы-матери, беспутный гулевой отец ("ни к чему в доме соха, была бы балалайка"), впрочем, протянутый и через Беломорканал, "раскулачивание" прадеда-мельника, заполярная ссылка деда, ненавистная злая и непутёвая мачеха, беспризорничество, детдомовщина в Игарке, фабрично-заводское обучение, промелькнувший светлый учитель литературы, жажда запоздалых знаний - и пора Родину защищать, натуральнейшим рядовым бойцом. И в 1943 на Днепре - тяжёлое ранение, и контузия (и ещё считает, что "везучий"...). И только спустя тому 10 лет - первая книжка рассказов.
Со временем составил Астафьев и своё жизнеописание - не сплошь подряд, а рассыпанное частями по разным его рассказам и повестям. Увидеть это всё в единой совокупности - требует читательской работы. Ранний сельский дух мы почерпнём из "Мальчика в белой рубахе", из "Оды русскому огороду", бесприютность отрочества - из "Бурундука на кресте", "Карасиной погибели", "Без приюта". Гуща крестьянского быта, не изобразимая сторонним пером. Отдушевный детский рассказ, без литературных приёмов и усвоенных навыков. У Астафьева льётся поток лиц, имён, событий, красочных эпизодов, предметов, но без отчётливой расстановки их, не услеживая для читателей ясной связи между ними; поток авторской речи не малословен, а со щедро вставляемыми побочностями; чтобы удержать всё в едином огляде и охвате - впору поначалу едва ль не над каждым листом прочерчивать объяснительные линии родства или времени события, придать всему узнанному некоторую дисциплину. Но из цельного охвата выступает перед нами жесточайшее, необласканное отрочество Астафьева.
Эта как бы неупорядоченность, стихийность изложения пропитывает и пейзажные картины, столь важные у Астафьева, - тем чувствительнее, что пейзаж, природная жизнь у него бывают обильны деталями, не видными глазу горожанина (и глаза наших писателей XIX века тоже не различали их). Это - и в таёжном, в тундренном охотничестве - и особенно в излюбленном автором рыболовстве.
Язык Астафьева так же самороден и стихиен, как и сам он, как и вся его жизнь. Он пишет беспритязно, он не выбирает, не припоминает слов, они сами живорождённые выныривают к нему, как безошибочно ожидаемые им рыбины - и приходятся к месту. В "Русском словаре языкового расширения" я привёл сколько-то его чудесных слов, но это - ничто по сравнению с подлинным бы их перечнем...
Предоставлено Н. Д. Солженицыной.
Между тем
Со 2 по 9 мая в Москве пройдут показы спектаклей по произведениям Виктора Астафьева. МХТ им. Чехова 9 мая представит постановку Марины Брусникиной "Пролетный гусь" по двум рассказам Астафьева - "Пролетный гусь" и "Бабушкин праздник". 2 мая в учебном театре Школы-студии МХАТ студенты курса Виктора Рыжакова сыграют спектакль "Чуш", астафьевские истории прозвучат в сопровождении сибирских песен. Московский Губернский театр 2 мая пригласит зрителей на драму "Веселый солдат" по одноименной повести Астафьева, главную роль в которой исполняет заслуженный артист России Борис Галкин.
Эта работа для него особенно значима: актер был знаком с Виктором Астафьевым. "Мне в спектакле по великой книге о великой войне предложили роль самого Астафьева, - рассказывал Борис Галкин. - Я был совершенно потрясен, потому что знал Виктора Петровича лично и на меня он произвел неизгладимое впечатление. Выдающийся русский прозаик, один из немногих писателей, кого еще при жизни называли классиком".
