Марк Z. Данилевский (что скрывает литера Z, никто до сих пор не разгадал) родился в семье подпольщика, узника трудового лагеря и авангардного режиссера Tадеуша Дaнилевского. Окончив Йель, Марк получил кинематографическое образование, поработал на съемках документалки «Деррида» и писал в стол безумные повести о тиграх без начала и конца. А потом появился «Дом листьев». После тридцати двух отказов роман вышел-таки небольшим тиражом в издательстве Pantheon.О принципиальности Данилевского среди издателей ходят легенды. Для того чтобы книга выглядела именно так, как он ее задумал, Марк поселился рядом с офисом Pantheon и несколько недель по пятнадцать часов в день руководил версткой. Когда редактор попросил Данилевского сократить многостраничный перечень имен в середине романа, тот в отместку увеличил список вдвое.
Как и бывает с подобными дебютами, успех не мог предсказать никто. Несмотря на сложность и непривычность, роман полюбился и читателям, и критикам. Только на родине его допечатывали полсотни раз, и шестнадцать лет спустя он продолжает переводиться — теперь и на русский язык.
Татуировщик Джонни Труэнт находит в квартире недавно умершего слепца Дзампано (поклон Борхесу, разумеется) рукопись академического труда о фильме «Пленка Нэвидсона» — то ли пугающей документалки, то ли искусной подделки в духе «Ведьм из Блэр». Автор фильма, фотограф Уилл Нэвидсон, заселяется с семьей в новый дом. Вскоре дом начинает чудить. В стенах обнаруживаются неучтенные двери, а внутреннее пространство оказывается заметно больше, чем должно быть. Появляется коридор, ведущий к лабиринту, вырастает бесконечная спиральная лестница, стены меняются местами, и повсюду слышится тихое рычание. Все это Уилл старательно снимает на камеры, пока реальность вокруг трещит по швам.
Собственно, текст романа — смесь фрагментов этой рукописи, описания фильма, не слишком достоверных заметок Труэнта, писем его сумасшедшей матери, фотографий, стихов, интервью (Данилевский втискивает в сюжет Стивена Кинга, Хантера Томпсона, Стэнли Кубрика и собственную сестру), тысяч комментариев, сносок и дополнений. Поименованные и безымянные рассказчики погружаются в историю дома и в собственное безумие, изобретают коды, спорят друг с другом, врут, юлят и все больше запутывают читателя.
Все книги Данилевского объединяет непривычная форма. Это эргодическая литература, требующая от читателя активного участия в создании текста. Там, где одни авторы держатся линейной структуры, а другие изобретают нелинейную, Данилевский (вслед за Набоковым, Борхесом, Павичем) оставляет нас с чемоданом деталей и инструментов и вдобавок прикладывает шифровку, позволяющую найти инструкцию по сборке — или то, что автор выдает за инструкцию. Одних читателей эта запутанность отпугивает, зато других вовлекает так сильно, как никакой традиционный нарратив по своей природе не способен.
Многие обвиняют автора в формализме — как будто это что-то плохое. Действительно, легко увлечься распутыванием узлов и разгадыванием загадок, забыв о сюжете. Однако «Дом листьев» — не просто сборник задач, но и размышление об этике творца (Уилл Нэвидсон частично списан с фотографа Кевина Картера), и история любви, и пародия на академические исследования. Впрочем, и на самом поверхностном уровне — экзистенциального хоррора — роман работает безукоризненно. Данилевского сравнивают с Дэвидом Фостером Уоллесом и Томасом Пинчоном, но «Дом листьев» — это скорее набоковский «Бледный огонь» полвека спустя; книга, которая знает чем удивить и использует каждую возможность на полную катушку.
https://daily.afisha.ru/brain/2696-stoit-li-chitat-dom-listev-marka-danilevskogo/
