В этот вечер со сцены театра «Практика» в его исполнении звучали малоизвестные стихи поэтов ГУЛАГа: Домбровского, Шаламова, Жигулина, Солженицына. У всех произведений есть одна общая черта: авторы писали их втайне на обрывках бумаги, прятали под тюфяками или вшивали в одежду, при обысках все уничтожалось, но в силу необъяснимых причин стихи каким-то чудом проросли сквозь страшные условия лагерной жизни.На заднике сцены – большая карта ГУЛАГа. На табуретке в кефирной бутылке – «букет» из трех колючих проволок. Бесчисленные черные точки на карте – места массовых репрессий: буквально вся страна облеплена черными мухами. Известны и места заключений героев поэтического вечера. Литератор Юрий Домбровский первую ссылку отбывал в Алма-Ате, Варлам Шаламов – на Колыме, Анатолий Жигулин – в Тайшете (Иркутская область), Александр Солженицын – на севере Казахстана. Но условия содержания везде были одинаково бесчеловечны. «Выхожу один я из барака, / Светит месяц, желтый, как собака, / И стоит меж фонарей и звезд / Башня белая – дежурный пост», – написал Домбровский в ссылке. Широкой публике он был известен в ту пору только как автор «Каменного топора». Роман о репрессиях 1937 года «Хранитель древностей» вышел в свет уже в хрущевскую «оттепель». Советская номенклатура сделала вид, что не заметила этого. Но когда во Франции в 1978 году был опубликован роман о советских тюрьмах «Факультет ненужных вещей», Домбровский был до смерти избит на улице в Москве. Обстоятельства той трагедии до сих пор не известны. Однако искоренить творчество Домбровского никому не удалось. Вдова писателя в начале 1990-х годов ценой больших материальных потерь издала за свой счет шеститомник. О поэтах на вечере рассказывала журналист, исследовательница литературы ГУЛАГа Елена Фанайлова, актер Александр Филиппенко читал их произведения. И трудно сказать, что производило на публику большее впечатление: сами стихи или разговор о судьбах поэтов. Ведь судьбы складывались из бесчисленных парадоксов – как и у всякого образованного человека, кто в ту пору не хотел становиться винтиком тоталитарной власти. Варлам Шаламов, например, был осужден дважды. В последний раз за то, что назвал Бунина русским классиком, он получил срок 10 лет. А Анатолий Жигулин в 1950 году был приговорен к ссылке в лагеря строгого режима за то, что создал с одноклассниками «Коммунистическую партию молодежи», которая стремилась возродить забытые ленинские принципы. Работал на лесоповале. Там же писал стихи: «Я продираюсь с треском сквозь тайгу, / Проваливаюсь в жадное болото. / Овчарки лают где-то в двух шагах. / Я их клыки оскаленные вижу. / Я до ареста так любил собак. / И как теперь собак я ненавижу!..»
Театр «Практика» не первый год отмечает День памяти жертв политических репрессий. Если в прежние годы Александр Филиппенко читал «Один день Ивана Денисовича», то теперь, кажется, он задался целью показать широкой публике, что ГУЛАГ – это не только бесконечно мудрый Солженицын. Сколько их было тогда – свободолюбивых молодых людей, не желающих беспрекословно следовать решениям партии и правительства! Филиппенко и Фанайлова затронули и предысторию вопроса. Еще до начала массовых репрессий поэт Осип Мандельштам написал «Мы живем, под собою не чуя страны…» На дворе был только 1933 год, но Осип Эмильевич уже предрекал приближающуюся кровавую эпоху. Заканчивалось стихотворение строками: «Что ни казнь у него – то малина / И широкая грудь осетина». Это стихотворение Мандельштам читал в гостях, предлагая тост за свержение Сталина. Вскоре поэта арестовали, но стихотворение к тому времени уже переписывалось из тетради в тетрадь начинающими поэтами, многие из которых вскоре тоже стали политзаключенными.
http://www.newizv.ru/news/2009-11-03/116839/
