Журнальный зал


Новости библиотеки

Решаем вместе
Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!




 Сборник малой прозы номинанта «Большой книги» Марии Галиной «Красные волки, красные гуси» – это такая история с переодеванием. Десятилетие публиковавшиеся по ведомству фантастики вещи, впервые собранные вместе под обложкой современной прозы, ею в общем-то и оказались.

Жанры как касты. Или ведомства. Попадешь раз в писатели-детективщики или фантасты – всю жизнь потом не отделаешься. Будешь публиковаться в ведомственных антологиях современной фантастики и журнале «Если». Что, собственно, и произошло с прозой Марии Галиной, отрезанной корпоративным барьером от не любителей жанра фантастики, казалось, навсегда.

Оказалось – нет. Не в простом переодевании, конечно, дело. Если бы в сочинениях Галиной литература была прикладной (через запятую: «а еще это литература»), наверное, ничего такого неожиданного и не случилось бы.

Впрочем, у Галиной и фантастика к литературе не прикладывается. Она, если судить по «Красным волкам», в цеховики-фантасты вообще угодила по ошибке и обманчивому сходству. Метафизический реализм Мамлеева и железнодорожные сказки Славниковой ей ближе, чем инопланетные хитрости авторов-фантазийщиков.

Версия с иномиром и инобытием, встреча с которым для галинских героев предопределена и, как правило, трагична, лишь версия. Часто эти рассказы рождены метафорой. На самом деле нет у Галиной никакого иномира.

Мир один, но не един. Источник тревоги в предчувствии последствий несовпадений. Жизнь под угрозой неопределенности: все, что ты видишь и ощущаешь, есть иллюзия и ошибка. Или напротив: в ирреальном мире существуют те, кто ощущает себя « в норме». Лавировать можно лишь до поры. Столкновения чреваты неприятностями.

Метафорическая или притчевая эта проза, но растет она все равно на реальной и обыденной почве. Снимая слои краски, дойдешь и до полотна. Проторассказы Галиной, как правило, из одного материала. При этом фантастичность вполне может быть и приемом, обманным, но понятным источником напряжения, маскируя его истинные причину и сущность.

В «Заплывая за буйки» хрестоматийный эффект бабочки отдан во власть читателю. Человек, читая, изменяет канонический текст. Следом меняется мир. Если в гётевском «Вертере» после прочтения обладателем случайного дара героиня делает бутерброды из черного хлеба, значит вся история за два с половиной века встает с ног на голову. Читатель, изменяющий мир, есть насмешка и мечта. Но, перекроив с помощью измененного текста географию вплоть до присоединения к СССР Турецкой социалистической республики, герой не может избежать банального уличного удара ножом. Чудо годится лишь на то, чтоб доказать юному историку, намеренному бежать от страхов жизни за границу, что от перемены мест континентов личная судьба не меняется.

Мир к Галиной враждебен. Особенно враждебна любовь. Она принимает разные обличия, затягивает, парализует. Высасывает, использует. Любовь – спрут, как в истории уничтожающей страсти некоего Ивана Сергеевича к роковой женщине. Сергеич в финале оказывается Тургеневым. Полина Виардо – посланцем мирового женского спрута. В притче «И все деревья в садах…» любовь – единственное, чем может охмурить опытного землянина некая пришлая жизненная форма, которая запускает свои споры в человека и обращает его в ходячую мандрагору. В «Кратком пособии по животноводству...» любовь собак порабощает их хозяев, из всех вариантов судьбы оставляя лишь жалкую участь городских сумасшедших. В рассказе «В конце лета» средне благополучную пару едва не убивает любовь нерожденного ребенка.

Мир таков, каким мы способны его видеть. Предлагаются на выбор гармонии – реальная, желаемая, поэтическая. Последняя совершенна. Дана в ощущениях поэтам, детям, высшему разуму. Что вовсе не означает всеобщей благости, согласия и любви.

В щенке рыжей дворняги натуралист и конформист, автор благостных заметок, изданных для пионеров «Детгизом», видит будущего верного помощника пастуха. В реальности он видит куда больше в этой своей среднеазиатской экспедиции. В самобытном леснике – пропившегося развратника, принуждающего к сожительству девочку-подростка, а в приблудном щенке – редчайшего зверя, красного волка. Аборигенка же Уля видит в своем мучителе оборотня, в деревенских стариках – посланцев темных сил и придумывает себе спасителя, рожденного красной уткой и волком. Спорить с ней ученому-зоологу, убивающему редких животных, чтобы сделать из них чучела, бессмысленно.

Его материальный, объяснимый, привычный и лживый мир, столкнувшись с миром ребенка, мгновенно капитулирует. Ученый принужден спасаться от оборотня и от теней зла и возлагать надежды на царя среди собак, которому в этом нищем крае отдают последнее и должное.

Каждому не по вере, но по видению его. Поэты создают образы, не ограничиваясь воображением. Рано или поздно они выходят за грань – фантазии материализуются. Фантазеров обвиняют в убийстве или пытаются взять на службу государству, планируя с помощью русалок и водяных построить общедоступный уют.

Все это, впрочем, временно, успокаивает Галина. Дети, вырастая, забывают свой мир начисто и превращаются во взрослых, спящих в вагонах поезда, который тысячу лет никуда не идет. И только последние читатели последних поэтов находят странное удовольствие в питании синими грушами и сражениях с тигром, который при ближайшем рассмотрении оказывается самой обычной, хотя и надоедливой, осой.
Владимир Цыбульский
http://gazeta.ru/culture/2010/05/06/a_3363441.shtml