Проза крупного помола«Кофемолка» нью-йоркского публициста Михаила Идова – дебютный роман о том, что бизнес интеллигентам не игрушка, под мечты лучше не набирать банковских кредитов, а в попытках преодолеть брачный кризис с помощью семейного предприятия смысла не больше, чем в желании спасти вишневый сад по лотерейному билету.
Идов написал эту историю – о том, как интеллигентная молодая чета (он книжный обозреватель за символическую плату, она юрист маленькой конторы) решили открыть свое собственное кафе, – по-английски. Переведенный автором (с женой) на русский как-то нехотя и без веры в успех, роман сразу вызвал непонятное возбуждение у московской читающей элиты, знакомой с Идовым по Сноб.ру.
Всякий перевод, по мнению самого же Идова, есть пересадка лица.
Ожидания красоты после подобной операции избыточны: были бы нос с глазами на месте – и на том спасибо. Не владея языком оригинала, трудно судить о привлекательности исходной физиономии «Кофемолки». В переводе же она получилась если и не очень располагающей к знакомству, то узнаваемой. С какой стороны ни посмотри.
С традиционно-литературной – торчат уши чеховских героинь, прославляющих рубль, заработанный собственным трудом (монологи на эту тему одной из трех сестер не без оправдательной издевки цитирует жена главного героя и инициатор «настоящего дела», в смысле кафе, Нина). Глаза и особенно рот у пересаженного лица романа знакомы российскому читателю по недавней и сегодняшней современности, когда обнищавшие НТРы пускались в открытие собственных журналов, палаток, мест на рынке и закусочных под залог квартир с последующим переходом оных в руки щедрых бандитов.
История узнаваемая. Что, однако, чтения не облегчает.
В собственном переводе Идов довольно тяжеловат. В анонсах и критике семейная пара первооткрывателей кафе сходу называется «интеллектуалами». Чему сам главный герой – Марк Шарф – непременно бы усмехнулся. И в своей тяжеловесной манере слегка бы поразмышлял, отчего так дешево достается столь высокое звание. Благодаря гуманитарному образованию и приобретенной на газетной службе способности в течение десяти минут поддерживать беседу с любым специалистом, не боясь разоблачения собственного невежества. Знанию того, что истинное европейское кафе отнюдь не парижское, а как раз напротив – венское. Умению почувствовать и оценить в венском кофе горький привкус третьего рейха.
Тем не менее, по замыслу автора, Марк и Нина и в самом деле интеллектуалы.
А «Кофемолка» – роман о столкновении двух культур, одна из которых – массовая и схватки не замечает, вторая – элитная и терпит фиаско.
Интеллектуализм протагонистов вполне себе консьюмеристский. Их неприязнь к масскульту и ширпотребу лишена холода аристократизма. Их культурные коды замешаны на сериале «Закон и порядок», фильмах Трюффо, бульварной эзотерике, Бродском и скупых репликах героев комиксов, требующих постоянных сносок для русского читателя, даже и претендующего по состоянию счета и ума на звание «глобал рашенс».
Пресноватой самоиронии героев Идова не хватает силы, чтобы оценить ту малость культурной составляющей, которую надо вычесть из их претензии на стиль, чтобы жители Нижнего Истсайда не перебежали из их настоящего венского кафе к конкуренту «Дерганному Джо», открывшемуся напротив, торгующему кофе навынос и не заботящемуся о высоте пенки в капучино.
Кулинарные ценности, принятые посетителями кафе Марка и Нины, должны были подстегнуть их тягу к ценностям духовным.
Общению за столиками и стойкой. Поэтическим презентациям и выставкам актуального искусства. Оказалось, что это вот – истинное – оценить в целом Нью-Йорке некому. Некому ехать через весь город в кафе «Кольшицкий», чтобы выпить чашечку настоящего венского кофе, съесть пирожное от «Шапокляк» и перекинуться умным словом с Марком.
Хотя, может быть, Нью-Йорк тут вообще ни при чем.
В созданной Идовым реальности людей как-то не густо, и говорить им друг с другом просто не о чем. Полтора десятка изображенных действующих лиц разной степени бледности к общению оказываются не приспособлены. Посетители же кафе с улицы вообще безлики. Никакого желания изображать из себя радушного хозяина и общаться с ними ни у Марка, ни у Нины нет. И между собой эти самые посетители общаться не желают. Они заказывают кофе, открывают свои ноутбуки и часами просиживают в сети, не поднимая голов, чтобы оценить стены, обшитые натуральным дубом.
Возможно, так и было задумано.
Десятка теней довольно, чтоб изобразить миллион ничем не отличных. «Кофемолка» – вариация на тему глобального культурного кризиса, который в том, что есть кому снимать, ставить, писать, но некому смотреть и читать. Читатели и зрители вымирают. Их место занимают внештатные чтецы романов, пишущие рецензии за гроши или бесплатно (как Марк в докофейную пору), поскольку самое едкое слово обозревателя не принесет издателю ощутимого количества покупателей книг. И место посетителей культурных венских кафе должны занять добровольцы духовного общения или платные ресторанные критики.
Это знание героям «Кофемолки» можно было бы принять как положительное сальдо рухнувшего проекта и постараться жить дальше, как жили до.
Но они его попросту не замечают. Недурной роман семейных отношений похоронен кризисом культуры. Как это часто бывает, лихорадочная возня с «настоящим делом» – лишь сублимация психологических проблем жены Марка Нины, раздавленной в детстве деспотичной мамой Ки, родом из Малайзии.
Потеряв друг друга и себя после закрытия кафе, герои все же получают от автора право на один звонок, и в их кратком диалоге потерянных людей оказывается куда больше живого, чем на всех четырехстах страницах культурологических исканий.
Владимир Цыбульский
http://gazeta.ru/culture/2010/01/13/a_3310926.shtml
