А правда, почему смерть - это информационный повод, а бессмертие нет? Человек уходит, и о нем начинают писать, вспоминать. Это понятно. Прекрасно и здорово. Повод есть. Ужасный, но есть. А потом?
Сразу - трудно. Невозможно поверить и осознать. Сразу. Да и сейчас - тоже... Живое общение превращается в мемуары... Этот переход надо пережить.
В последний раз мы виделись с Сергеем Юрьевичем Юрским за несколько месяцев до его ухода. Богатый питерский человек затеял интеллектуальный клуб для своих сотрудников, который я вел некоторое время и куда пригласил Юрского поговорить и послушать, как он читает стихи. Он был подтянут, прекрасен, остроумен и красив. Ничто не свидетельствовало о болезни.
О состоянии современного театра он говорил печально и жестко. О спектаклях, которые сделали близкие ему люди: "Это моя личная трагедия". О том, что в искусстве главный тот, кто держит паузу, поэтому в кино главный режиссер, а в театре - актер. И вот актер уходит из театра. Сегодня, говорил Юрский, даже сценограф или художник по костюмам может значить в театре больше, чем актер. Актер ушел не на второй, а на десятый план. И это значит, что театр гибнет.
Юрский часто говорил об этом. Его не слышали. Уважали, но не слышали. Его невозможно было представить председателем жюри "Золотой маски" или какой-нибудь другой премии. Он всегда был абсолютно отдельным и самостоятельным. Подотчетным только Богу и близким людям. Неудобный человек.
После ухода о нем написали множество прекрасных и справедливых слов. При жизни, в последние годы особенно, его старались не замечать. Критика относилась к нему снисходительно и довольно высокомерно.
Его прозу любил - и любит - читатель, но ощущение, что за серьезного прозаика его особо не считали. А зря. Перо Юрского своеобразно, как и его актерский дар. Прочитайте хотя бы его книгу "В безвременье". Герои повестей, составивших этот сборник, - интеллигенты, переживающие время безвременья. Абсолютно свой взгляд, совершенно ни на кого не похожий язык.
За Юрским - что справедливо - утвердилась слава великого актера. Ко всем остальным его занятиям "специалисты" относились с некоторым снисхождением, как к понятной слабости гения. В нашей стране, если художник занимается несколькими занятиями сразу, он вызывает подозрение: уж не дилетант ли он? Сейчас уже можно сказать: Юрский не был дилетантом. Он был гением во всем, что делал.
Давно, в 1991 году, когда я работал в газете "Россия", мне удалось напечатать большую подборку стихотворений Сергея Юрского. Это была первая большая публикация его стихов, и он, конечно, очень радовался ей. Но как радовался читатель, открывший для себя в любимом актере настоящего поэта!
Когда Юрский подарил мне книгу "В безвременье", он написал: "Безвременье мы переживали вместе". И это так. Я ходил на репетиции к мастеру, и уроки, полученные мной, стали главными в освоении мной режиссерской профессии.
Репетиции Юрского - это уроки абсолютно уважительного отношения к актеру. Я не видел, чтобы Юрский давил. Он старался раскрыть актера, найти в нем что-то такое, о чем сам артист, возможно, и не подозревал. Он был великим учеником великого Товстоногова, уроки мастера были им хорошо усвоены.
Первый спектакль, который Сергей Юрьевич поставил в Москве - "Тема с вариациями" Алешина. Юрский, Терехова, Плятт - вот такая была компания. Это был мощный, невероятный спектакль. Потом эту пьесу Юрский ставил в Японии, и главную роль сыграла великая Комаки Курихара.
Юрский вернулся из Японии с кинокамерой, которая по тем временам была игрушкой редкой. Не знаю, может быть, тогда у него зародилась идея снять фильм? И он снял. "Чернов" - абсолютно замечательная и абсолютно недооцененная картина. Я помню, как долго не мог Сергей Юрьевич найти актера на главную роль. Нужен был типаж, не востребованный в те годы (фильм вышел в 1990 году): интеллигент средних лет, на лице которого отражались боль, горечь, метания его судьбы. И тогда вместе с Натальей Максимовной Теняковой они придумали... Да! Придумали!.. Андрея Смирнова - знаменитого режиссера, который никогда до этого не снимался в кино.
Сергей Юрский был подлинным интеллигентом: глубоким, честным, работящим, бесконечно мающимся человеком
Может, если бы фильм был принят более благожелательно, Юрский бы снял еще? Кто ж теперь знает...
После ухода от Товстоногова Юрский решил никогда больше ни у каких театральных режиссеров не играть. Правда, было несколько исключений. Первое - "Гедда Габлер", которую ставил один из самых знаменитых учеников Товстоногова Кама Гинкас. Это был невероятный, какой-то нездешний, категорически несоветской и несовременный (1983 год) спектакль. Настоящая, подлинная, глубокая трагедия, в которой не происходило борьбы хорошего с еще более лучшим, но затрагивались самые главные, глубинные стороны человеческой жизни. Конечно, это была стихия Юрского: глубоко, искренно, подробно. Это именно так, как он любил и ставить, и играть.
Слово "интеллигент" для многих и сегодня звучит едва ли не оскорбительно. Сергей Юрьевич Юрский был подлинным интеллигентом: глубоким, абсолютно честным, работящим, бесконечно мающимся человеком, которому всегда болит все, что происходит с его народом и с его страной. Он стал и певцом интеллигенции. О ней - и его спектакли - вспомним, например, его интерпретации Ионеско или постановку о Марке Шагале - и его фильм, и его проза, и его воспоминания.
Спасибо, Сергей Юрьевич! С бессмертием Вас!
