На русском языке появилась книга редкого жанра — семейная сага «Жили-были старик со старухой» Елены Катишонок. Отменно написанная и удивительно обаятельная.Точно песню пропела Елена Катишонок — так написала свой первый роман. Мощно, весело, очень тепло. Семейная сага — жанр для отечественной словесности в последнее время экзотический. А Катишонок не испугалась ни входящей в правила игры медленности ритма, ни вызывающей несовременности жанра — и спокойно рассказала свое «жили-были». Причем выписала лица на этой старой семейной фотографии с таким юмором, умом и любовью, что каждый и правда смотрит на вас как живой.
Статная, властная, несгибаемая старуха Матрена, которая, впрочем, поначалу никакая и не старуха, а молодая жена «Григоримаксимыча», рачительная хозяйка, мастерица печь пироги и ревностная молитвенница из староверов. Сам Максимыч, тихо расправляющий ус под брань суровой супруги и делающий в своей мастерской туалетные столики и шкафы дивной прочности и красоты. Тут же и пятеро их детей, а также зятья, невестки, внуки. А вот и маленькая правнучка Лелька, родившаяся уже в 1950-е годы и, похоже, выросшая со временем в Елену Катишонок.
Старик и старуха обвенчались накануне смены XIX и XX века, затем перебрались из родного казачьего Ростова в «Остзейский край, к гостеприимному синему-синему морю», в большой прибалтийский город, впрочем ни разу не названный по имени. Пережили обе войны и приход советской власти, которая лишила старика мастерской и превратила его в тихого рыбака из пушкинской сказки — так Максимыч отчасти совпал со своим условным прототипом.
Семейные хроники — вещь жестокая, между свадьбами и рождениями пролегает беззвучная повседневность, мало привлекательная для повествователя. Елена Катишонок и с этим справилась — запечатлев лишь основные вехи, сквозь которые протекает жизнь Ивановых, а это помимо семейных событий, конечно, праздники.
«Вот неделя, другая проходит…» От седмицы к седмице, от Великого поста до Пасхи, от Троицы до Рождества. Этот мир с ясной иерархией, и потому никакие исторические катаклизмы не в силах потрясти устойчивость и целомудрие бытия его жителей. Несмотря на то что гул большой истории звучит тут вполне отчетливо — в описании старых вещей и ушедших деталей быта: хрупкого ангела в кисейных одеждах, «белья, сверкающего и мытьем, и катаньем», выходной жилетки старика, металлического карниза, похожего на корзину, в котором зимой лежат продукты, а летом растет герань.
Обо всем этом рассказано с интонацией необычайно личной. Ощущение от чтения этой книги такое, будто вошел с морозной ветреной улицы в хорошо натопленный дом. Так пишут только о самом родном. Но даже если допустить, что перед нами чистый вымысел — доля авторского внутреннего участия делает это повествование почти документальным. Елена Катишонок строит его не по законам романа, а по законам жизни, пренебрегая литературными условностями. Скажем, старик и старуха умирают от одной болезни, но эта симметрия выглядит здесь как данность, а не как прием или символическое указание на их внутреннюю общность. Впрочем, какое дело читателю, роман перед ним или документ — невероятное человеческое обаяние, безупречный язык и глубина этой книги делают ее выход светлым событием.
Майя Кучерская
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/2009/07/27/206922
